мерзкая, бездушная тварь
Я - самый жестокий человек, из всех, кого я знаю. Есть мудаки, стервы, меркантильные бабы и прочее. Но они очевидно плохие, это нормально.
Я же долго хожу и ищу подходы, открываю человека ещё больше, ещё, вот так, настежь, рассматриваю всё, умиляюсь и плюю туда. Человек обижается, говорит, что как же так, ты же говорила, я делаю перепуганный вид и утверждаю, что это не то, что он подумал, это не плевок, а случайное слюноотделение, являющееся досадной особенностью моего организма и чтобы он не подумал, я не такая, я милая и добрая... Он успокаивается и улыбается. К этому времени он уже весь, без остатка, верит мне, отдаётся мне. На второй мой плевок он дёргается, смотрит вопросительно, я снова виновато улыбаюсь, обнимаю, заглядываю в глаза и снова он меня прощает. Потом он даже уже не смотрит вопросительно, просто морщится. А я плюю. Мне становится этого мало, я начинаю туда кидать окурки, всякий мусор и вообще сливать помои. Каждый раз я нахожу оправдания и рассказываю, мол, милый, ты что, я же тебя люблю, не обращай внимания. И, в конце концов, нагруженный всем этим дерьмом, человек не выдерживает, понимая, что зря поверил и так больше продолжаться не может. Тогда я картинно говорю, что он может уходить, не поняв меня с моими моральными трудностями, выставляя его же ещё и виноватым. В этому времени у меня-то всё равно уже есть новая жертва, такой же несчастный, который был весь такой от всех закрытый и недоверчивый, и которого я долго и методично вскрывала, вставляя клин. Теперь можно и туда покидать говна, пока тот зализывает раны.
Но при этом я ещё и не брезгую подавить на остатки чувств тех, кто вроде спасся от меня. Мур же, как же.
Я же долго хожу и ищу подходы, открываю человека ещё больше, ещё, вот так, настежь, рассматриваю всё, умиляюсь и плюю туда. Человек обижается, говорит, что как же так, ты же говорила, я делаю перепуганный вид и утверждаю, что это не то, что он подумал, это не плевок, а случайное слюноотделение, являющееся досадной особенностью моего организма и чтобы он не подумал, я не такая, я милая и добрая... Он успокаивается и улыбается. К этому времени он уже весь, без остатка, верит мне, отдаётся мне. На второй мой плевок он дёргается, смотрит вопросительно, я снова виновато улыбаюсь, обнимаю, заглядываю в глаза и снова он меня прощает. Потом он даже уже не смотрит вопросительно, просто морщится. А я плюю. Мне становится этого мало, я начинаю туда кидать окурки, всякий мусор и вообще сливать помои. Каждый раз я нахожу оправдания и рассказываю, мол, милый, ты что, я же тебя люблю, не обращай внимания. И, в конце концов, нагруженный всем этим дерьмом, человек не выдерживает, понимая, что зря поверил и так больше продолжаться не может. Тогда я картинно говорю, что он может уходить, не поняв меня с моими моральными трудностями, выставляя его же ещё и виноватым. В этому времени у меня-то всё равно уже есть новая жертва, такой же несчастный, который был весь такой от всех закрытый и недоверчивый, и которого я долго и методично вскрывала, вставляя клин. Теперь можно и туда покидать говна, пока тот зализывает раны.
Но при этом я ещё и не брезгую подавить на остатки чувств тех, кто вроде спасся от меня. Мур же, как же.
